Детство. Лев Николаевич Толстой - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Детство".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2765 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 2 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
I pretended to be asleep.
Я притворился, будто сплю.
Karl Ivanitch sneezed, wiped his nose, flicked his fingers, and began amusing himself by teasing me and tickling my toes as he said with a smile,
Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня.
Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки.
Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки.
"Well, well, little lazy one!"
— Nun, nun, Faulenzer! — говорил он.
For all my dread of being tickled, I determined not to get out of bed or to answer him, but hid my head deeper in the pillow, kicked out with all my strength, and strained every nerve to keep from laughing.
Как я ни боялся щекотки, я не вскочил с постели и не отвечал ему, а только глубже запрятал голову под подушки, изо всех сил брыкал ногами и употреблял все старания удержаться от смеха.
"How kind he is, and how fond of us!"
I thought to myself.
"Yet to think that I could be hating him so just now!"
I thought to myself.
"Yet to think that I could be hating him so just now!"
«Какой он добрый и как нас любит, а я мог так дурно о нем подумать!»
I felt angry, both with myself and with Karl Ivanitch, I wanted to laugh and to cry at the same time, for my nerves were all on edge.
Мне было досадно и на самого себя и на Карла Иваныча, хотелось смеяться и хотелось плакать: нервы были расстроены.
"Leave me alone, Karl!"
I exclaimed at length, with tears in my eyes, as I raised my head from beneath the bed–clothes.
I exclaimed at length, with tears in my eyes, as I raised my head from beneath the bed–clothes.
— Ach, lassen sie, Карл Иваныч! — закричал я со слезами на глазах, высовывая голову из-под подушек.
Karl Ivanitch was taken aback, He left off tickling my feet, and asked me kindly what the matter was, Had I had a disagreeable dream?
Карл Иваныч удивился, оставил в покое мои подошвы и с беспокойством стал спрашивать меня: о чем я? не видел ли я чего дурного во сне?..
His good German face and the sympathy with which he sought to know the cause of my tears made them flow the faster.
I felt conscience–stricken, and could not understand how, only a minute ago, I had been hating Karl, and thinking his dressing–gown and cap and tassel disgusting.
On the contrary, they looked eminently lovable now.
Even the tassel seemed another token of his goodness.
I felt conscience–stricken, and could not understand how, only a minute ago, I had been hating Karl, and thinking his dressing–gown and cap and tassel disgusting.
On the contrary, they looked eminently lovable now.
Even the tassel seemed another token of his goodness.
Его доброе немецкое лицо, участие, с которым он старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне было совестно, и я не понимал, как за минуту перед тем я мог не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты.
I replied that I was crying because I had had a bad dream, and had seen Mamma dead and being buried.
Я сказал ему, что плачу оттого, что видел дурной сон, — будто maman умерла и ее несут хоронить.
Of course it was a mere invention, since I did not remember having dreamt anything at all that night, but the truth was that Karl's sympathy as he tried to comfort and reassure me had gradually made me believe that I HAD dreamt such a horrible dream, and so weep the more—though from a different cause to the one he imagined.
Все это я выдумал, потому что решительно не помнил, что мне снилось в эту ночь; но когда Карл Иваныч, тронутый моим рассказом, стал утешать и успокаивать меня, мне казалось, что я точно видел этот страшный сон, и слезы полились уже от другой причины.
When Karl Ivanitch had left me, I sat up in bed and proceeded to draw my stockings over my little feet.
The tears had quite dried now, yet the mournful thought of the invented dream was still haunting me a little.
The tears had quite dried now, yet the mournful thought of the invented dream was still haunting me a little.
Когда Карл Иваныч оставил меня и я, приподнявшись на постели, стал натягивать чулки на свои маленькие ноги, слезы немного унялись, но мрачные мысли о выдуманном сне не оставляли меня.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь