Любовник леди Чаттерли. Дэвид Герберт Лоуренс - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Любовник леди Чаттерли".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2765 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 2 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Having suffered so much, the capacity for suffering had to some extent
left him.
Клиффорд так настрадался, что почти избыл самое способность страдать.
He remained strange and bright and cheerful, almost, one might
say, chirpy, with his ruddy, healthy-looking face, arid his pale-blue,
challenging bright eyes.
His shoulders were broad and strong, his hands were very strong.
His shoulders were broad and strong, his hands were very strong.
По-прежнему держался чуть сдержанно, по-прежнему в голубых дерзких глазах
светился ум, по-прежнему на румяном лице играла бодрая, если не сказать
веселая, улыбка, по-прежнему широки плечи и крепки руки.
He was expensively dressed, and wore handsome neckties from
Bond Street.
Одежду он носил
самую дорогую, галстуки - самые красивые и модные.
Yet still in his face one saw the watchful look, the slight
vacancy of a cripple.
И все же читалась в
лице настороженность, а во взгляде порой сквозила отрешенность, присущая
калекам.
He had so very nearly lost his life, that what remained was wonderfully
precious to him.
Заглянув в лицо смерти, он теперь принимал жизнь (точнее, то, что ему
осталось) как бесценный и чудесный дар.
It was obvious in the anxious brightness of his eyes, how
proud he was, after the great shock, of being alive.
Да, он выстоял, вынес все тяготы и
гордился собою, и об этом говорил взгляд умных беспокойных глаз.
But he had been so much
hurt that something inside him had perished, some of his feelings had gone.
Но
слишком тяжел был удар - что-то надломилось у него в душе, какие-то
чувства безвозвратно исчезли.
There was a blank of insentience.
Опустошенность и безразличие легли на
сердце.
Constance, his wife, was a ruddy, country-looking girl with soft brown
hair and sturdy body, and slow movements, full of unusual energy.
У его жены Констанции были мягкие каштановые волосы, румяное,
простодушное, как у деревенской девушки, лицо, крепкое тело.
She had
big, wondering eyes, and a soft mild voice, and seemed just to have come
from her native village.
Движения
обманчиво плавны и неспешны - не угадать недюжинной внутренней силы.
Большие, будто вечно вопрошающие глаза, тихий, мягкий говорок - ни дать ни взять только что из соседней деревушки заявилась.
Большие, будто вечно вопрошающие глаза, тихий, мягкий говорок - ни дать ни взять только что из соседней деревушки заявилась.
It was not so at all.
Но внешность обманчива.
Her father was the once
well-known R.
A., old Sir Malcolm Reid.
A., old Sir Malcolm Reid.
Ее отец - некогда известный художник, член Королевской Академии,
достопочтенный сэр Малькольм Рид.
Her mother had been one of the
cultivated Fabians in the palmy, rather pre-Raphaelite days.
Мать - женщина образованная, сторонница
фабианства в политике, взращенная на традициях Возрождения в искусстве,
столь пышно расцветших в середине прошлого века [имеется в виду группа
английских поэтов и художников
"Прерафаэлитское братство"].
"Прерафаэлитское братство"].
Between artists
and cultured socialists, Constance and her sister Hilda had had what might
be called an aesthetically unconventional upbringing.
В кругу
художников и просвещенных социалистов Констанция и ее сестра Хильда
воспитывались, можно сказать, в современнейшей эстетической атмосфере, без
мещанских условностей и предрассудков.
They had been taken to
Paris and Florence and Rome to breathe in art, and they had been taken also
in the other direction, to the Hague and Berlin, to great Socialist
conventions, where the speakers spoke in every civilized tongue, and no one
was abashed.
Девочек возили в Париж, Флоренцию,
Рим - надышаться подлинным искусством; в Гаагу и Берлин - на съезды
социалистов; на каких только языках там не произносились речи!
Но это отнюдь не смущало присутствующих.
Но это отнюдь не смущало присутствующих.
The two girls, therefore, were from an early age not the least daunted
by either art or ideal politics.
It was their natural atmosphere.
It was their natural atmosphere.
Итак, сызмальства окунувшись в сферы высокого искусства и теории
справедливого жизнеустройства, девочки ничуть не тушевались, чувствовали
себя в родной стихии.
They were
at once cosmopolitan and provincial, with the cosmopolitan provincialism of
art that goes with pure social ideals.
Столичный лоск в них прекрасно уживался с
ограниченностью провинциалок; И как хорошо сочеталось их простодушное
суждение о мировом искусстве с высокими идеалами справедливого общества!
They had been sent to Dresden at the age of fifteen, for music among
other things.
Лет пятнадцати их послали в Дрезден.
Там, помимо всего прочего, им предстояло приобщиться к миру музыки.
Там, помимо всего прочего, им предстояло приобщиться к миру музыки.
And they had had a good time there.
Время они провели замечательно.
They lived freely among
the students, they argued with the men over philosophical, sociological and
artistic matters, they were just as good as the men themselves: only better,
since they were women.
Жили
в студенческой среде.
Жарко спорили с юношами о философии, общественной жизни, искусстве и ни в чем не уступали сильному полу, пожалуй, даже превосходили: как-никак они - женщины!
Жарко спорили с юношами о философии, общественной жизни, искусстве и ни в чем не уступали сильному полу, пожалуй, даже превосходили: как-никак они - женщины!
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь
основано на 1 оценках:
5 из 5
1