Отрочество. Лев Николаевич Толстой - параллельный перевод
Изучайте английский язык с помощью параллельного текста книги "Отрочество".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Аналог метода Ильи Франка по изучению английского языка.
Всего 827 книг и 2706 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 2 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Very early next morning the merciless Vassili (who had only just entered our service, and was therefore, like most people in such a position, zealous to a fault) came and stripped off my counterpane, affirming that it was time for me to get up, since everything was in readiness for us to continue our journey.
Рано, рано утром безжалостный и, как всегда бывают люди в новой должности, слишком усердный Василий сдергивает одеяло и уверяет, что пора ехать и все уже готово.
Though I felt inclined to stretch myself and rebel—though I would gladly have spent another quarter of an hour in sweet enjoyment of my morning slumber—Vassili’s inexorable face showed that he would grant me no respite, but that he was ready to tear away the counterpane twenty times more if necessary.
Accordingly I submitted myself to the inevitable and ran down into the courtyard to wash myself at the fountain.
Accordingly I submitted myself to the inevitable and ran down into the courtyard to wash myself at the fountain.
Как ни жмешься, ни хитришь, ни сердишься, чтобы хоть еще на четверть часа продлить сладкий утренний сон, по решительному лицу Василья видишь, что он неумолим и готов еще двадцать раз сдернуть одеяло, вскакиваешь и бежишь на двор умываться.
In the coffee-room, a tea-kettle was already surmounting the fire which Milka the ostler, as red in the face as a crab, was blowing with a pair of bellows.
All was grey and misty in the courtyard, like steam from a smoking dunghill, but in the eastern sky the sun was diffusing a clear, cheerful radiance, and making the straw roofs of the sheds around the courtyard sparkle with the night dew.
All was grey and misty in the courtyard, like steam from a smoking dunghill, but in the eastern sky the sun was diffusing a clear, cheerful radiance, and making the straw roofs of the sheds around the courtyard sparkle with the night dew.
В сенях уже кипит самовар, который, раскрасневшись как рак, раздувает Митька-форейтор; на дворе сыро и туманно, как будто пар подымается от пахучего навоза; солнышко веселым, ярким светом освещает восточную часть неба, и соломенные крыши просторных навесов, окружающих двор, глянцевиты от росы, покрывающей их.
Beneath them stood our horses, tied to mangers, and I could hear the ceaseless sound of their chewing.
Под ними виднеются наши лошади, привязанные около кормяг, и слышно их мерное жевание.
A curly-haired dog which had been spending the night on a dry dunghill now rose in lazy fashion and, wagging its tail, walked slowly across the courtyard.
Какая-нибудь мохнатая Жучка, прикорнувшая перед зарей на сухой куче навоза, лениво потягивается и, помахивая хвостом, мелкой рысцой отправляется в другую сторону двора.
The bustling landlady opened the creaking gates, turned her meditative cows into the street (whence came the lowing and bellowing of other cattle), and exchanged a word or two with a sleepy neighbour.
Хлопотунья хозяйка отворяет скрипящие ворота, выгоняет задумчивых коров на улицу, по которой уже слышны топот, мычание и блеяние стада, и перекидывается словечком с сонной соседкой.
Philip, with his shirt-sleeves rolled up, was working the windlass of a draw-well, and sending sparkling fresh water coursing into an oaken trough, while in the pool beneath it some early-rising ducks were taking a bath.
It gave me pleasure to watch his strongly-marked, bearded face, and the veins and muscles as they stood out upon his great powerful hands whenever he made an extra effort.
It gave me pleasure to watch his strongly-marked, bearded face, and the veins and muscles as they stood out upon his great powerful hands whenever he made an extra effort.
Филипп, с засученными рукавами рубашки, вытягивает колесом бадью из глубокого колодца, плеская светлую воду, выливает ее в дубовую колоду, около которой в луже уже полощутся проснувшиеся утки; и я с удовольствием смотрю на значительное, с окладистой бородой, лицо Филиппа и на толстые жилы и мускулы, которые резко обозначаются на его голых мощных руках, когда он делает какое-нибудь усилие.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь