Путешествие на край ночи. Луи Фердинанд Селин - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Путешествие на край ночи".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2765 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 2 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
After a while the conversation turned to President Poincaré, who was due to inaugurate a puppy show that same morning, and that led to Le Temps where I'd read about it.
Потом разговор переходит на президента Пуанкаре: он в то утро как раз собирался быть на торжественном открытии выставки комнатных собачек; потом, слово за слово, перескакиваем на
Arthur Banate starts kidding me about Le Temps.
«Тан», где об этом написано.
"What a paper!" he says.
"When it comes to defending the French race, it hasn't its equal."
And quick to show I'm well informed, I fire back:
"The French race can do with some defending, seeing it doesn't exist."
"When it comes to defending the French race, it hasn't its equal."
And quick to show I'm well informed, I fire back:
"The French race can do with some defending, seeing it doesn't exist."
– «Тан» – вот это газета! – принимается меня заводить Артюр Ганат. – Нет такой другой, чтобы французскую нацию лучше защищала!
– Очень это французской нации нужно!
Да такой нации и нет, – отвечаю я, чтобы показать: сам, мол, подкован и все у меня тип-топ.
– Очень это французской нации нужно!
Да такой нации и нет, – отвечаю я, чтобы показать: сам, мол, подкован и все у меня тип-топ.
"Oh yes, it does!" he says.
– Нет есть.
"And a fine race it is! the finest in the world, and anybody who says different is a yellow dog!"
В наилучшем виде есть.
И нация что надо! – гнет он свое. – Лучшая нация в мире.
И козел тот, кто от нее отрекается.
И нация что надо! – гнет он свое. – Лучшая нация в мире.
И козел тот, кто от нее отрекается.
And he starts slanging me.
И давай на меня пасть разевать.
Naturally I stuck to my guns.
Я, понятное дело, не сдаюсь.
"It's not true!
– Свистишь!
What you call a race is nothing but a collection of riffraff like me, blearyeyed, flea-bitten, chilled to the bone.
They came from the four corners of the earth, driven by hunger, plague, tumors, and the cold, and stopped here.
They came from the four corners of the earth, driven by hunger, plague, tumors, and the cold, and stopped here.
Нация, как ты выражаешься, – это всего-навсего огромное скопище подонков, вроде меня, гнилых, вшивых, промерзших, которых загнали сюда со всего света голод, чума, чирьи, холод.
They couldn't go any further because of the ocean.
Дальше-то уже некуда – море.
That's France, that's the French people."
Вот что такое твоя Франция и французы.
"Bardamu," he says very gravely and a bit sadly.
"Our forefathers were as good as we are, don't speak ill of them! ..."
"Our forefathers were as good as we are, don't speak ill of them! ..."
– Бардамю, – возражает он важно и малость печально, – наши отцы были не хуже нас.
Не смей о них так.
Не смей о них так.
"You're right, Arthur, there you're right!
– Вот уж что верно, то верно, Артюр!
Hateful and spineless, raped and robbed, mangled and witless, they were as good as we are, you can say that again!
Конечно, не хуже – такие же злобные и раболепные, даром что их насиловали, грабили, кишки им выпускали.
А главное – безмозглые.
А главное – безмозглые.
We never change.
Так что не спорю.
Neither our socks nor our masters nor our opinions, or we're so slow about it that it's no use.
Ничего мы не меняем – ни носков, ни хозяев, ни убеждений, а уж если и поменяем, то слишком поздно.
We were born loyal, and that's what killed us!
Покорными родились, покорными и подохнем.
Soldiers free of charge, heroes for everyone else, talking monkeys, tortured words, we are the minions of King Misery.
Для всех мы бескорыстные солдаты, герои, а на деле говорящие обезьяны, болтливые плаксы, миньоны короля Голода.
He's our lord and master!
Вот он нас и употребляет.
When we misbehave, he tightens his grip ... his fingers are around our neck, that makes it hard to talk, got to be careful if we want to eat ...
Чуть заартачился, как он прижмет… У него руки всегда нас за глотку держат: тут уж не поговоришь – гляди, чтобы глотать не помешал.
For nothing at all he'll choke you ...
Ни за грош ведь удавит.
It's not a life ..."
Разве это жизнь?
"There's love, Bardamu!"
– Но есть же любовь, Бардамю!
"Arthur," I tell him, "love is the infinite placed within the reach of poodles.
I have my dignity!"
I have my dignity!"
А я Ганату:
– Артюр, любовь – это вечность, что заменяет пуделям тумбу, а у меня свое достоинство есть.
– Артюр, любовь – это вечность, что заменяет пуделям тумбу, а у меня свое достоинство есть.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь