Странница. Сидони-Габриель Колетт - параллельный перевод
Изучайте английский язык с помощью параллельного текста книги "Странница".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Аналог метода Ильи Франка по изучению английского языка.
Всего 827 книг и 2706 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 2 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Chance, who is my friend and my master, will surely deign once more to send me the genii from his ill-regulated kingdom.
Его Величество Случай, мой друг и властелин, надеюсь, окажет мне милость и пришлёт вестников из своего сумбурного царства.
My sole remaining faith is in him, and in myself.
Я теперь верую только в него и в самоё себя.
In him, especially; he fishes me out when I’m sinking, grabs me and shakes me, like a life-saving dog whose teeth pierce my skin a little each time . . .
So that, whenever I’m in despair, I no longer expect my death, but some adventure, some little commonplace miracle that, like a gleaming clasp, will reassemble and hold together the necklace of my life.
So that, whenever I’m in despair, I no longer expect my death, but some adventure, some little commonplace miracle that, like a gleaming clasp, will reassemble and hold together the necklace of my life.
Но главным образом, конечно, в него, ведь он всякий раз успевает вытащить меня из воды, когда, захлебнувшись, я иду ко дну, хватает меня, словно пёс, за загривок и трясёт, чуть прокусив зубами мою шею… Так что при каждом приступе отчаяния я жду теперь не своего конца, но приключения, маленького банального чуда, того, что соединит блестящим колечком разъятую цепь моих дней.
It’s faith, it’s truly faith, with its sometimes feigned blindness, with the jesuitry of its renunciations and its obstinate hope at the very moment when I cry,
“I’m completely deserted! . . . ” Truly, the day that my master, Chance, bore another name in my heart, I could become a very good Catholic . . .
“I’m completely deserted! . . . ” Truly, the day that my master, Chance, bore another name in my heart, I could become a very good Catholic . . .
Это вера, настоящая вера, с её подчас наигранным ослепленьем, с лицемерием её отрешений от всего на свете, с упрямой надеждой даже в тот миг, когда орёшь не своим голосом:
«Все меня оставили, все, все!..»
И в самом деле, когда я в сердце своём назову Его Величество Случай иным именем, то стану образцовой католичкой.
«Все меня оставили, все, все!..»
И в самом деле, когда я в сердце своём назову Его Величество Случай иным именем, то стану образцовой католичкой.
How the floor is shaking tonight!
Как вздрагивает пол там, наверху!
You can tell it’s cold: the Russian dancers are trying to keep warm.
И не удивительно, ведь холод собачий: русские танцоры усерднее обычного бьют чечётку, чтобы согреться.
When they all shout
“Ho!” together with the shrill, hoarse voice of young pigs, it will be eleven ten.
“Ho!” together with the shrill, hoarse voice of young pigs, it will be eleven ten.
Когда они все вместе хриплыми фальцетами заорут
«И-ех!», будет одиннадцать десять.
«И-ех!», будет одиннадцать десять.
My clock is infallible; it doesn’t lose or gain five minutes in a month.
Здесь я узнаю время не по часам.
Всё выверено до минуты, и так целый месяц, безо всяких сбоев.
Всё выверено до минуты, и так целый месяц, безо всяких сбоев.
At ten I get here; Madame Cavallier is singing her three songs,
Десять часов – я прихожу.
Госпожа Кавалье поёт три песни:
Госпожа Кавалье поёт три песни:
“The Little Vagrants,”
«Бродяжки»,
“The Farewell Kiss,” and
«Я целую тебя на прощанье»,
“A Little
‘Somebody.’” At ten ten, Antoniev and his dogs.
At ten twenty-two, rifle shots, barks, the end of the dog act.
‘Somebody.’” At ten ten, Antoniev and his dogs.
At ten twenty-two, rifle shots, barks, the end of the dog act.
«От горшка два вершка».
Антоньев со своими собачками – десять двадцать две.
Выстрел, лай – это кончается номер с собачками.
Антоньев со своими собачками – десять двадцать две.
Выстрел, лай – это кончается номер с собачками.
The iron staircase creaks and someone coughs: it’s Jadin coming down.
Скрежещет железная лестница, кто-то кашляет – это спускается Жаден.
She swears while coughing because she steps on the hem of her dress every time—it’s a ritual . . .
Кашель прерывается проклятьями, потому что всякий раз она наступает на подол своего платья, это уже стало каким-то ритуалом.
Ten thirty-five, the comic singer Bouty.
Десять тридцать пять – выступает куплетист Бути.
Ten forty-seven, the Russian dancers.
Десять сорок семь – русские танцоры.
And finally eleven ten: me!
И, наконец, одиннадцать десять – я!
Me . . .
When that word arose in my thoughts, I looked at the mirror involuntarily.
When that word arose in my thoughts, I looked at the mirror involuntarily.
Я… Мысленно произнеся это слово, я невольно поглядела в зеркало.
It’s really me there all the same, with a red-purple mask, my eyes ringed with a greasy blue halo that’s beginning to melt . . .
И в самом деле, это я сижу здесь с ярко нарумяненными щеками и подведёнными синим карандашом глазами, густая краска на веках оплывает от жары… Неужели я буду ждать, пока весь мой грим не потечёт?
Will I wait for the rest of my face to wash away, too?
What if all that will be left of my reflection is a colored trickle, stuck to the glass like a long, muddy tear? . . .
What if all that will be left of my reflection is a colored trickle, stuck to the glass like a long, muddy tear? . . .
Буду ждать, пока моё отражение не превратится в разноцветную расплывшуюся кляксу, прилипшую к зеркальному стеклу, словно какая-то нечистая слеза?
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь