Хождение по мукам. Сестры. Алексей Толстой - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Хождение по мукам. Сестры".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2765 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 3 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Engineers and financiers worked on plans for the building of a new capital of unprecedented luxury on an island not far from Petersburg which had never yet been inhabited or built on.
Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.
There was an outbreak of suicides in the town.
В городе была эпидемия самоубийств.
The law courts were thronged with hysterical women, greedily imbibing the gory details of sensational trials.
Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам.
Everything was to be obtained for money—luxury and women.
Все было доступно – роскошь и женщины.
Depravity was everywhere, it spread to the Court like a plague. *
Разврат проникал всюду, им был, как заразой, поражен дворец.
And in the palace itself an illiterate peasant, wild-eyed and powerfully built, made his way to the very throne of the emperor—there, derisive, cynical, to bring infamy upon Russia.
И во дворец, до императорского трона, дошел и, глумясь и издеваясь, стал шельмовать над Россией неграмотный мужик с сумасшедшими глазами и могучей мужской силой.
Like all great cities, Petersburg led a tense, preoccupied life of its own.
Петербург, как всякий город, жил единой жизнью, напряженной и озабоченной.
This life was ruled by its central force, which never really merged with what might be called the spirit of the town.
The central force aimed at the establishment of order, quiet and decency, and the spirit of the town aimed at the destruction of the central force.
The central force aimed at the establishment of order, quiet and decency, and the spirit of the town aimed at the destruction of the central force.
Центральная сила руководила этим движением, но она не была слита с тем, что можно было назвать духом города: центральная сила стремилась создать порядок, спокойствие и целесообразность, дух города стремился разрушить эту силу.
The spirit of destruction pervaded everything; its mortal poison permeated the vast financial speculations of the celebrated Sashka Sakelman, the sullen rancour of the steel-plant worker, the disjointed aspirations of the fashionable poetess sitting up till five in the morning in the theatrical basement of
Дух разрушения был во всем, пропитывал смертельным ядом и грандиозные биржевые махинации знаменитого Сашки Сакельмана, и мрачную злобу рабочего на сталелитейном заводе, и вывихнутые мечты модной поэтессы, сидящей в пятом часу утра в артистическом подвале
"The Red Sleigh Bells."
Even those whose duty it was to combat destruction unconsciously did everything to increase its scope and intensity.
Even those whose duty it was to combat destruction unconsciously did everything to increase its scope and intensity.
«Красные бубенцы», – и даже те, кому нужно было бороться с этим разрушением, сами того не понимая, делали все, чтобы усилить его и обострить.
These were the days when love, and all sane and kindly emotions were regarded as commonplace and old-fashioned, when people felt not love, but desire, their vitiated appetites craving for something pungent to burn up their vitals.
То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности.
Girls concealed their innocence, married couples, their faithfulness.
Девушки скрывали свою невинность, супруги – верность.
Destructiveness was considered a sign of good taste, neurasthenia, a sign of refinement.
Разрушение считалось хорошим вкусом, неврастения – признаком утонченности.
Fashionable writers, who seemed to have sprung from nowhere in a single season, preached these doctrines.
Этому учили модные писатели, возникавшие в один сезон из небытия.
People invented vices and perversions for themselves—anything rather than be considered a bore.
Люди выдумывали себе пороки и извращения, лишь бы не прослыть пресными.
Such was Petersburg in 1914.
Таков был Петербург в 1914 году.
Worn out by sleepless nights, drowning its melancholy in drink and gold, stifling it with loveless love, and the piercing, impotently sensuous strains of the tango—that dance of death—it lived as if in anxious expectation of some fatal, fearful day.
Замученный бессонными ночами, оглушающий тоску свою вином, золотом, безлюбой любовью, надрывающими и бессильно-чувственными звуками танго – предсмертного гимна, – он жил словно в ожидании рокового и страшного дня.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь
←предыдущая следующая→ ...