Приоткрытая завеса. Джордж Элиот - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Приоткрытая завеса".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2765 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
страница 3 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
That is a trivial schoolboy text; why do I dwell on it?
Это банальные рассуждения, достойные мальчишки, — почему они занимают меня?
It has little reference to me, for I shall leave no works behind me for men to honour.
Эти мысли не имеют ко мне никакого отношения, поскольку я не оставлю после себя никаких творений, достойных восхищения людей.
I have no near relatives who will make up, by weeping over my grave, for the wounds they inflicted on me when I was among them.
У меня нет близких родственников, которые будут рыдать на моей могиле, сожалея о некогда причиненных мне обидах.
It is only the story of my life that will perhaps win a little more sympathy from strangers when I am dead, than I ever believed it would obtain from my friends while I was living.
Это всего лишь история моей жизни; возможно, она пробудит в посторонних людях чуть больше сочувствия ко мне мертвому, нежели пробудила бы в моих друзьях ко мне живому.
My childhood perhaps seems happier to me than it really was, by contrast with all the after-years.
Детство мое видится мне более счастливым, чем было на самом деле, — вероятно, по контрасту с последующими годами.
For then the curtain of the future was as impenetrable to me as to other children: I had all their delight in the present hour, their sweet indefinite hopes for the morrow; and I had a tender mother: even now, after the dreary lapse of long years, a slight trace of sensation accompanies the remembrance of her caress as she held me on her knee—her arms round my little body, her cheek pressed on mine.
Ибо тогда я, подобно другим детям, не проникал взором за завесу, скрывающую от нас будущее.
Как и другие дети, я в полной мере наслаждался настоящим и питал сладкие неясные надежды на завтрашний день.
И у меня была любящая мать.
Много долгих печальных лет минуло с той поры, но до сего времени неуловимое движение души всегда сопутствует воспоминанию о том, как я сижу у нее на коленях: нежные руки матери обнимают мое маленькое тельце и щека ее прижата к моей щеке.
Как и другие дети, я в полной мере наслаждался настоящим и питал сладкие неясные надежды на завтрашний день.
И у меня была любящая мать.
Много долгих печальных лет минуло с той поры, но до сего времени неуловимое движение души всегда сопутствует воспоминанию о том, как я сижу у нее на коленях: нежные руки матери обнимают мое маленькое тельце и щека ее прижата к моей щеке.
I had a complaint of the eyes that made me blind for a little while, and she kept me on her knee from morning till night.
Я страдал от болезни глаз и на некоторое время потерял зрение — и мама держала меня на коленях с утра до вечера.
That unequalled love soon vanished out of my life, and even to my childish consciousness it was as if that life had become more chill I rode my little white pony with the groom by my side as before, but there were no loving eyes looking at me as I mounted, no glad arms opened to me when I came back.
Эта ни с чем не сравнимая любовь скоро исчезла из моей жизни; и даже детским умом своим я почувствовал, что частица тепла ушла из оной.
Я по-прежнему катался на маленьком белом пони в сопровождении грума, но любящие глаза уже не следили за мной, и ласковые руки не заключали меня в объятия, когда я возвращался с прогулки.
Я по-прежнему катался на маленьком белом пони в сопровождении грума, но любящие глаза уже не следили за мной, и ласковые руки не заключали меня в объятия, когда я возвращался с прогулки.
Perhaps I missed my mother’s love more than most children of seven or eight would have done, to whom the other pleasures of life remained as before; for I was certainly a very sensitive child.
Наверное, я тосковал по материнской любви больше, чем тосковал бы любой другой мальчик семи-восьми лет, не лишенный прочих радостей жизни, — ибо я, безусловно, был чрезвычайно чувствительным ребенком.
I remember still the mingled trepidation and delicious excitement with which I was affected by the tramping of the horses on the pavement in the echoing stables, by the loud resonance of the groom’s voices, by the booming bark of the dogs as my father’s carriage thundered under the archway of the courtyard, by the din of the gong as it gave notice of luncheon and dinner.
Я до сих пор помню тот трепет и сладостное возбуждение, которые вызывал во мне топот конских копыт по гулкому мощеному полу конюшен, раскатистые голоса грумов, заливистый лай собак, грохот въезжавшей во двор отцовской коляски под сводами арки, и звон гонга, возвещавший о времени завтрака или обеда.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь
←предыдущая следующая→ ...
основано на 1 оценках:
4 из 5
1