Американец. Генри Джеймс - параллельный перевод
Изучайте английский язык с помощью параллельного текста книги "Американец".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Аналог метода Ильи Франка по изучению английского языка.
Всего 827 книг и 2706 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
Последние добавленные на изучение слова (изучено 17 для этой книги)
Последние добавленные на изучение слова (изучено 17 для этой книги)
страница 1 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Henry James
Генри Джеймс
The American
Американец
CHAPTER I
Глава первая
On a brilliant day in May, in the year 1868, a gentleman was reclining at his ease on the great circular divan which at that period occupied the centre of the Salon Carré, in the Museum of the Louvre.
В сияющий майский день 1868 года на большом круглом диване, стоявшем не так еще давно посреди Salon Carré в Луврском музее, расположился на отдых некий джентльмен.
This commodious ottoman has since been removed, to the extreme regret of all weak-kneed lovers of the fine arts, but the gentleman in question had taken serene possession of its softest spot, and, with his head thrown back and his legs outstretched, was staring at Murillo’s beautiful moon-borne Madonna in profound enjoyment of his posture.
Впоследствии этот удобнейший диван, к великому сожалению всех слабых ногами любителей изящных искусств, убрали, но в тот момент джентльмен, о котором мы говорим, спокойно утвердился в самом удобном уголке, откинул голову, с наслаждением вытянул вперед ноги и устремил взгляд на прелестную, парящую на лунном серпе Мадонну Мурильо.
He had removed his hat, and flung down beside him a little red guide-book and an opera-glass.
Он снял шляпу и небрежно бросил рядом с собой маленький красный путеводитель и театральный бинокль.
The day was warm; he was heated with walking, and he repeatedly passed his handkerchief over his forehead, with a somewhat wearied gesture.
День выдался теплый, от хождения по залам джентльмену было жарко, и время от времени он довольно устало отирал платком пот со лба.
And yet he was evidently not a man to whom fatigue was familiar; long, lean, and muscular, he suggested the sort of vigor that is commonly known as “toughness.”
Между тем было совершенно очевидно, что уставать ему не свойственно — высокий, стройный, мускулистый, он вызывал в памяти тех молодых людей, кого принято именовать «здоровяками».
But his exertions on this particular day had been of an unwonted sort, and he had performed great physical feats which left him less jaded than his tranquil stroll through the Louvre.
Однако занятие, которому он предавался в тот день, было для него непривычным, поэтому после неспешной прогулки по Лувру он чувствовал себя куда более утомленным, чем после иных физических подвигов, какие ему доводилось свершать.
He had looked out all the pictures to which an asterisk was affixed in those formidable pages of fine print in his Bädeker; his attention had been strained and his eyes dazzled, and he had sat down with an æsthetic headache.
Он старался не пропустить ни одной картины, отмеченной звездочкой на испещренных пугающе мелким шрифтом страницах
«Бедекера».
Внимание у него притупилось, в глазах рябило, и голова раскалывалась от избытка эстетических впечатлений.
«Бедекера».
Внимание у него притупилось, в глазах рябило, и голова раскалывалась от избытка эстетических впечатлений.
He had looked, moreover, not only at all the pictures, but at all the copies that were going forward around them, in the hands of those innumerable young women in irreproachable toilets who devote themselves, in France, to the propagation of masterpieces, and if the truth must be told, he had often admired the copy much more than the original.
Надо добавить, что он рассмотрел не только все картины, но и все копии, над которыми трудилось множество безупречно одетых молодых француженок, посвятивших себя, что не редкость во Франции, пропаганде шедевров живописи, и, сказать по правде, копии часто нравились нашему джентльмену гораздо больше оригиналов.
His physiognomy would have sufficiently indicated that he was a shrewd and capable fellow, and in truth he had often sat up all night over a bristling bundle of accounts, and heard the cock crow without a yawn.
По его физиономии легко было догадаться, что он человек смышленый и трудолюбивый, и в самом деле, ему, бывало, приходилось просиживать ночь напролет с ощетинившимися пачками счетов и, ни разу не зевнув, корпеть над ними до первых петухов.
But Raphael and Titian and Rubens were a new kind of arithmetic, and they inspired our friend, for the first time in his life, with a vague self-mistrust.
Но Рубенс, Рафаэль и Тициан были для нашего героя областью неизведанной, и знакомство с ними заставило его в первый раз в жизни почувствовать легкую неуверенность в себе.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь
←предыдущая следующая→ ...
основано на 1 оценках:
5 из 5
1