Бэббит. Синклер Льюис - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Бэббит".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2768 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
Последние добавленные на изучение слова (изучено 29 для этой книги)
Последние добавленные на изучение слова (изучено 29 для этой книги)
страница 1 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Sinclair Lewis
Синклер Льюис
BABBITT
БЭББИТ
CHAPTER I
1
THE towers of Zenith aspired above the morning mist; austere towers of steel and cement and limestone, sturdy as cliffs and delicate as silver rods.
Башни Зенита врезались в утреннюю мглу; суровые башни из стали, бетона и камня, несокрушимые, как скала, и легкие, как серебряные стрелы.
They were neither citadels nor churches, but frankly and beautifully office-buildings.
Это были не церкви, не крепости, — сразу было видно, что это — великолепные здания коммерческих предприятий.
The mist took pity on the fretted structures of earlier generations: the Post Office with its shingle-tortured mansard, the red brick minarets of hulking old houses, factories with stingy and sooted windows, wooden tenements colored like mud.
Туман из жалости прикрывал неприглядные строения прошлых лет: почту с вычурной черепичной крышей, красные кирпичные вышки неуклюжих старых жилищ, фабрики со скважинами задымленных окон, деревянные дома грязного цвета.
The city was full of such grotesqueries, but the clean towers were thrusting them from the business center, and on the farther hills were shining new houses, homes—they seemed—for laughter and tranquillity.
В городе полно было таких уродов, но стройные башни вытесняли их из центра, а на дальних холмах сверкали новые дома, где, казалось, обитают радость и покой.
Over a concrete bridge fled a limousine of long sleek hood and noiseless engine.
Через бетонный мост промчался лимузин — длинный, блестящий, с бесшумным мотором.
These people in evening clothes were returning from an all-night rehearsal of a Little Theater play, an artistic adventure considerably illuminated by champagne.
Его владельцы, веселые, разодетые, возвращались с ночной репетиции
«Интимного театра», где любовь к искусству подогревалась немалой толикой шампанского.
«Интимного театра», где любовь к искусству подогревалась немалой толикой шампанского.
Below the bridge curved a railroad, a maze of green and crimson lights.
За мостом шло железнодорожное полотно в путанице зеленых и алых огней.
The New York Flyer boomed past, and twenty lines of polished steel leaped into the glare.
С гулом пролетел нью-йоркский экспресс, и двадцать стальных рельсов сверкнули в ослепительном свете.
In one of the skyscrapers the wires of the Associated Press were closing down.
Водном из небоскребов приняли последние телеграммы агентства Ассошиэйтед Пресс.
The telegraph operators wearily raised their celluloid eye-shades after a night of talking with Paris and Peking.
Телеграфисты устало сдвинули со лба целлулоидные козырьки — всю ночь шел разговор с Парижем и Пекином.
Through the building crawled the scrubwomen, yawning, their old shoes slapping.
По зданию расползлись сонные уборщицы, шлепая старыми туфлями.
The dawn mist spun away.
Утренний туман рассеялся.
Cues of men with lunch-boxes clumped toward the immensity of new factories, sheets of glass and hollow tile, glittering shops where five thousand men worked beneath one roof, pouring out the honest wares that would be sold up the Euphrates and across the veldt.
Вереницы людей с завтраками в руках тянулись к гигантским новым заводам — сплошное стекло и полый кирпич, — в сверкающие цехи, где под одной крышей работало пять тысяч человек, производя добротный товар, который пойдет и на берега Евфрата, и в африканские вельды.
The whistles rolled out in greeting a chorus cheerful as the April dawn; the song of labor in a city built—it seemed—for giants.
II
II
Гудки встречали их веселым гулом, бодрой, как апрельский рассвет, песней труда, в городе, словно воздвигнутом для великанов.
There was nothing of the giant in the aspect of the man who was beginning to awaken on the sleeping-porch of a Dutch Colonial house in that residential district of Zenith known as Floral Heights.
Ничего «великанского» не было в человеке, который в эту минуту просыпался на закрытой веранде особняка колониального стиля, в том изысканном предместье Зенита, которое носило название
«Цветущие Холмы».
«Цветущие Холмы».
His name was George F.
Babbitt.
Babbitt.
Звали его Джордж Ф.Бэббит.
He was forty-six years old now, in April, 1920, and he made nothing in particular, neither butter nor shoes nor poetry, but he was nimble in the calling of selling houses for more than people could afford to pay.
В апреле этого, тысяча девятьсот двадцатого, года ему было уже сорок шесть лет, и он, в сущности, ничего не умел производить: ни масла, ни башмаков, ни стихов, — зато превосходно умел продавать дома по цене, которая мало кому была по карману.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь
←предыдущая следующая→ ...