Сага о Форсайтах. Интерлюдия. Последнее лето Форсайта. Джон Голсуорси - параллельный перевод
Изучение английского языка с помощью параллельного текста книги "Сага о Форсайтах. Интерлюдия. Последнее лето Форсайта".
Метод интервальных повторений для пополнения словарного запаса английских слов. Встроенный словарь.
Всего 828 книг и 2765 познавательных видеороликов в бесплатном доступе.
Последние добавленные на изучение слова (изучено 170 для этой книги)
Последние добавленные на изучение слова (изучено 170 для этой книги)
страница 1 из 3 ←предыдущая следующая→ ...
Indian Summer of a Forsyte, by John Galsworthy
Джон Голсуорси
Интерлюдия.
Последнее лето Форсайта (Сага о Форсайтах-2)
Последнее лето Форсайта (Сага о Форсайтах-2)
“And Summer’s lease hath all too short a date.”
И жизни летней слишком срок недолог.
— Shakespeare
Шекспир
I
I
In the last day of May in the early ‘nineties, about six o’clock of the evening, old Jolyon Forsyte sat under the oak tree below the terrace of his house at Robin Hill.
В последний день мая, в начале девяностых годов, часов в шесть вечера, старый Джолион Форсайт сидел в тени дуба перед террасой своего дома в Робин-Хилле.
He was waiting for the midges to bite him, before abandoning the glory of the afternoon.
Он ждал, когда его начнут кусать комары, чтобы только тогда оторваться от созерцания дивного дня.
His thin brown hand, where blue veins stood out, held the end of a cigar in its tapering, long-nailed fingers — a pointed polished nail had survived with him from those earlier Victorian days when to touch nothing, even with the tips of the fingers, had been so distinguished.
Его худая тёмная рука, исчерченная выступающими синими жилами, держала конец сигары в тонких пальцах с длинными ногтями; острые гладкие ногти сохранились у него с тех времён начала царствования Виктории, когда ни к чему не прикасаться, даже кончиками пальцев, считалось признаком хорошего тона.
His domed forehead, great white moustache, lean cheeks, and long lean jaw were covered from the westering sunshine by an old brown Panama hat.
Его выпуклый лоб, большие белые усы, худые щеки и длинный худой подбородок были прикрыты от заходящего солнца потемневшей панамой.
His legs were crossed; in all his attitude was serenity and a kind of elegance, as of an old man who every morning put eau de Cologne upon his silk handkerchief.
Он положил ногу на ногу; во всей его позе было спокойствие и особое изящное благородство старика, который каждое утро душит шёлковый носовой платок одеколоном.
At his feet lay a woolly brown-and-white dog trying to be a Pomeranian — the dog Balthasar between whom and old Jolyon primal aversion had changed into attachment with the years.
У ног его лежал косматый коричневый с белым пёс, притворяющийся шпицем, пёс Балтазар, в отношениях которого со старым Джолионом первоначальная взаимная антипатия с годами сменилась привязанностью.
Close to his chair was a swing, and on the swing was seated one of Holly’s dolls — called
У самого кресла были качели, а на качелях сидела одна из кукол Холли по имени
‘Duffer Alice’— with her body fallen over her legs and her doleful nose buried in a black petticoat.
«Алиса-глупышка»[1]; она свалилась всем телом на ноги, а носом зарылась в чёрную юбку.
She was never out of disgrace, so it did not matter to her how she sat.
Алисой всегда пренебрегали, и ей было все равно, как бы ни сидеть.
Below the oak tree the lawn dipped down a bank, stretched to the fernery, and, beyond that refinement, became fields, dropping to the pond, the coppice, and the prospect —‘Fine, remarkable’— at which Swithin Forsyte, from under this very tree, had stared five years ago when he drove down with Irene to look at the house.
Ниже старого дуба газон круто сбегал по склону, тянулся до папоротников, а дальше, переходя в луг, спускался к пруду, к роще и к «виду» — «прекрасному, замечательному», на который пять лет назад, сидя под этим самым деревом, загляделся Суизин Форсайт, когда приезжал сюда с Ирэн посмотреть на дом.
Old Jolyon had heard of his brother’s exploit — that drive which had become quite celebrated on Forsyte
‘Change.
‘Change.
Старый Джолион слышал об этом подвиге своего брата, об этой поездке, которая получила громкую известность на Форсайтской Бирже.
Swithin!
Суизин!
And the fellow had gone and died, last November, at the age of only seventy-nine, renewing the doubt whether Forsytes could live for ever, which had first arisen when Aunt Ann passed away.
Вот ведь взял да и умер в ноябре, всего семидесяти девяти лет от роду, вновь вызвав этим сомнение в бессмертии Форсайтов, которое впервые возникло, когда скончалась тётя Энн.
Для просмотра параллельного текста полностью залогиньтесь или зарегистрируйтесь
←предыдущая следующая→ ...